Меню

ШАРОВАЯ МОЛНИЯ ИЗ ДЖИННИСТАНА

 

 

 

 

 

 

                                                                             Андрей Вишневский                                          

 

 

                             ШАРОВАЯ   МОЛНИЯ ИЗ ДЖИННИСТАНА

                                     

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                Москва 1996

 

 

 

 

 

Шестого чувства крохотный придаток

Иль ящерицы теменной глазок,

Монастыри улиток и створчаток,

Мерцающих ресничек говорок.

Недостижимое, как это близко –

Ни развязать нельзя, ни посмотреть, -

Как будто в руку вложена записка

И на неё немедленно ответь...

                          О. МАНДЕЛЬШТАМ

 

 

 

                                     

                       

 

 

                   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

                            

                  Режиссер фильма “ВОЗДУХ”.

 

 

 

 

 

 

 

                                        СЦЕНА ПЕРВАЯ.

                           Пресс-конференция. Записки от зрителей.

 

                   ПЕРЕД ПОКАЗОМ ФИЛЬМА “ВОЗДУХ” ИДЕТ ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИЯ РЕЖИССЕРА ЭТОЙ КАРТИНЫ.

                   

                  Сейчас я начну... Сейчас... Сегодня - один из самых печальных дней в моей жизни... Мне позвонили и сообщили, что Ларри Бах, вы сейчас его увидите на экране, погиб... Он дремал в шезлонге, была гроза, и его убила шаровая молния. От человека не осталось ничего...

                  Он нигде не снимался. Это его первая и последняя роль. Он не актер, он -  профессиональный яхтсмен. Всю жизнь скользил по морю. Скользил, скользил... Был эпизод: Ларри рассказывал девочке, вы увидите... У девочки только что умер брат. Ему надо было рассказать о том, что ее брату вовсе не плохо. Они идут по аллее, все снималось осенью, в Тирольском лесу,  Ларри рассказывает, потом мимо проходит обнаженная пара, мы долго искали исполнителей, Ларри говорит: да, ему совсем не плохо; девочка успокаивается, кадр заканчивается. После этого Ларри спросил, а что, завтра будут съемки? - Будут, ответил я. - Нет, - сказал Ларри. - Не будут. Сил больше нет. Все мои силы остались в Тирольском лесу... Съемки, конечно, продолжались, но потом каждый раз, после каждого кадра - те же слова: сил больше нет... Фильм сжег его как шаровая молния.

                   Это - пролог. Пролог всегда необходим, на мой взгляд. У меня во всех картинах есть пролог... (разворачивает первую записку) Итак, как вы относитесь к тому, что вас упрекают в оторванности от жизни?   

                   А я не очень люблю людей, чересчур привязанных к жизни. Их не оторвешь. Они совершенно не способны взлететь... Прикованные Лжепрометеи ... Намертво, намертво вросли в скалу... И грифы вокруг.

                   (вторая записка) Расскажите о сильных впечатлениях вашего детства. Я не солгу, если скажу, что у меня в детстве не было слабых впечатлений. Ну, к примеру... я гулял с отцом, он тогда очень болел, был худой, и, как будто, легко-лекго покачивался от ветра. Мы идем, вдруг навстречу выходит что-то невообразимое ... Не человек - вроде подземной птицы, если такие есть. Чудовище. Я прижимаюсь к отцу. Чудовище, Подземная птица проходит мимо, и я спрашиваю: “Папа, кто это?” А отец улыбнулся и говорит: “Сынок, это же наш Родериго!” Человек... да еще отец так спокойно о нем говорит, я был изумлен... Горбатый, с серыми бровями, таких не бывает... А когда я увидел его еще раз - я не испугался. Родериго и Родериго. И это тоже - сильное впечатление...

                   Вообще, раньше все было отчетливей. Краски; линии были проведены тверже, яснее. Скорости были выше... А сейчас - вязкость... И люди в этой вязкости. И так все смешалось, вернее слиплось. Может, экваториальная жара виновата?..

                    (достает коробочку, в ней - старые бронзовые шахматы) Вот, посмотрите. Не видно? Это ладья, это ферзь, это король... Ладью с королем или короля с ферзем пока еще не спутаешь. Пока еще разница есть. Но черные от белых я уже отличить не могу - время прошло. И абсолютно непонятно, кто черный, кто белый, кто победитель, этому грозит мат или этому, чья пешка - неизвестно, и игры не получается.

                   (разворачивает, читает про себя) Спасибо вам огромное. Я сохраню. Я не читаю, тут весь смысл в рисунке. Не думал, что такую записку еще возможно получить... Я сохраняю... (кладет в карман) Ларри Бах писал мне письма на малайском языке. Я по-малайски не читаю... Я так сейчас сказал, словно я на малайском пишу или говорю. Я малайского не знаю... Не знает малайского и Ларри. Но когда я получал письмо на этом языке, я знал, от кого оно. Всё... (достает записку из кармана) Спасибо. (снова кладет в карман)

                   ( Пауза, с удивлением рассматривает очередную записку)                    Это же очень старая записка... Я получал её года два назад совершенно в другом городе. Ветхая, на папиросной или на туалетной бумаге... В одном интервью вы сказали, что устали от самого себя... Да, та самая записка. И я объяснял тогда, что человек ошибся, что он прочитал какое-то другое интервью, что это не мои слова... (еще записка) Почему вы не снимаете фильмов о современности? Не хочу... (пауза, еще одна записка, прочитав про себя, откладывает, разворачивает еще несколько, читает про себя) Кто, вообще, здесь сидит? Что за люди все это пишут? Откуда они берутся, эти люди, которые ЭТО пишут? Вы когда-нибудь читали какую-нибудь хорошую книгу? Хотя бы одну! К примеру, Евангелие. Если человек читал или слышал те слова, он этих уже не напишет. Не должен, во всяком случае... (пауза, в зал) Мне кажется, это вы написали. У вас лицо так же сделано, как эта фраза в записке... Ну да, бывают случаи, когда ничто не спасает... (пауза) А как это произошло? Видел он её, или спал? Долго она к нему подбиралась, или настигла стремительно?.. Если даже он и видел шаровую молнию, он не побоялся. Он пошел к ней навстречу и обнял её.  (пьет напиток из бутылочки, пауза)

                   Я сейчас придумал один кадр. Красивый кадр. Я не буду вам рассказывать... Я сейчас расскажу вам историю. Притчу. Сказку... Это было давно, в графстве Корнуолл. Жили два флейтиста, два друга. Ночью они приходили в лес играть. Представьте себе тихую, мягчайшую, шелковистую английскую ночь. И две флейты. Один пел о танцах эльфов в лунном свете, а другой - о беге серебристого ручья. Однажды ночью они, как всегда, пришли в лес, и им встретилась фея. Фея не стала говорить о том, как они прекрасно играют, не велела загадывать желаний, она просто сказала: “Ты, поющий о беге серебристого ручья, будешь гениальным флейтистом. А ты, поющий о танцах эльфов в лунном свете, не будешь...” Флейтисты поразились, спросили: “Как, отчего?” А фея рассмеялась, представьте себе этот смех в тихую, летнюю английскую ночь, и говорит: “Ниотчего. Просто я так решила...” Вся притча...

                                      (Пауза)

                   (записка) Однажды Вы сказали, что Вам все равно о чем снимать, все равно о чем рассказывать. Но ведь так не бывает, чтоб было совсем все равно... Все равно, о чем снимать, все равно, о чем рассказывать... Один человек сделал глобус Парижа. Ведь у Земли есть и карта и глобус. И у Луны. Значит, если есть карта Парижа, то может быть и глобус Парижа. Ему невозможно было объяснить, что Париж не шар. Ну, хорошо, кто-нибудь отвечал ему, вот план моего сада, что, может быть и глобус моего сада? Но он и слышать не желал, что Париж не шар... (подходит к шарообразному предмету, накрытому покрывалом, срывает покрывало, под ним - глобус Парижа) Северный Полюс на бульваре Фландрин... И он прав - очень холодное место... Океан Булонского леса... Здесь экватор пересекает Сену, она идет к Югу, где должна замерзнуть. В роли ледников Росса - западная часть Люксембургского сада... Да, на этой планете одна река... Здесь сходятся меридианы и Париж гибнет целыми кварталами - всем на глобусе не уместиться... На этой улице был пожар, и создатель глобуса подпалил его, дыра с обгоревшими краями как воспоминание. Стрелочки - маршруты его прогулок, на картах так обозначали плавание Магеллана или капитана Кука. И разноцветными чернилами помечены его любимые места... И нелюбимые - черными... И улицам и зданиям и кабачкам выставлены баллы. Инвалиды получили 0. И надписи... (читает на глобусе) “Здесь самое плохое пиво в Париже.” “Гольф-клуб - компания старых говноедов”... “Хорошо”... “Клемансо, 16. Мимо цели”... “Ноги моей здесь не будет”... (пауза) Куда же оно подевалось?..  Кафе Империя... Ларри любил его... (не найдя кафе, накрывает глобус Парижа) Говорят, сейчас кафе испортилось...

Вообще, плоский Париж исчез…

Теперь есть Париж-шар, Париж-звзеда…

Но и он улетает… Небесное тело «Париж» уходит в бесконечное странствие.

                                     

                                      (ТЕЛЕФОН)       

                   Да... (пауза) Я не забыл. Я ничего не забыл... Мы увидимся... (пауза) Я люблю, но... Просто тяжелое время... Да, я устал. Не знаю от чего... Я очень тебя люблю. Я сейчас не могу сказать как я тебя люблю, я потом скажу... Ты стала хуже говорить, ты забываешь наш язык... Нет такого слова... Только не заставляй, не дави на меня... И такого слова нет... Выслушай... Да, я люблю тебя, и мы встретимся... Другая, другая грамматика... Хорошо, я отменяю все дела. Да!! Записывай... (нажимает на рычаг, кладет трубку рядом с телефоном)

                                       (Перебирает записки и предметы)

                   (написано на газете) Говори обо всем, о чем угодно, рассказывай все, что угодно, только не лги... Ладно, больше ни разу не солгу. (написано на пластинке) Продолжение следует... (пауза)

                   Отца направили работать в это пустынное место, где не было ничего, но местность сама предлагала: заполняй! И никто не заполнял, странные люди, они ничего не делали. Они гуляли вечерами, иногда ходили в церковь, пили кактусовую водку и смотрели по телевизору футбол. Телевизоров было всего два, но один постоянно ломался. Их собиралось у телевизора по тридцать и больше... (пауза) И ни разу ни один из них не сказал ни отцу, ни матери, ни мне ничего плохого. Они никогда не злились. Я ни разу не слышал, чтобы кто-то из них кричал или ругался. Как им это удавалось? (пауза) В городе не было книг. Правда, были пластинки. Они слушали неплохую музыку и танцевали под нее. (пауза)

                   Они очень любили свою бесконечную пустыню, которая начиналась сразу за баром. Почему-то была у тех людей вера, что в этой пустыне есть очень многое, но оно не видимо, и достаточно, чтобы появился автомобиль, всего-навсего автомобиль, и ты сможешь открыть дверцу, сесть в него, вылезти из другой дверцы, и весь этот невидимый мир хлынет на тебя, обрушится с небес, забьет фонтанами из-под земли, брызгами из-под колес...                

                   Автомобиль в тех краях был редкостью. О них говорили, как о летающих тарелках. И историй про автомобили было гораздо больше, чем самих тачек. (пауза)

                   Автомобиль в тех краях был редкостью, а Тео был длинный беззубый негр с седой бородой. У него не было ничего. Даже трусов. Он ходил по улицам, завернувшись в простыню, как древний римлянин. И Тео рассказывал мне про то, как Бог сотворил автомобиль. И он, Тео, видел этот автомобиль.

                   Однажды против Бога восстали маленькие ангелята. Они стали обижать его, дразнить глупым старикашкой, плевать на лысину, мазать бороду калом, втыкать иголки в дряхлое тело и ставить пиявок. Злые детки... И Бог спустился на землю. И сказал Тео: Спрячь меня.  И Тео спрятал его, и носил ему еду и мексиканское пиво. Неделю прожил Бог на Земле. Потом на поцарапанном линкольне в городок приехал архангел Михаил и спросил Тео, не видел ли он Бога. И Тео указал, а самому вдруг подумалось: Не предал ли я? И архангел подарил ему розу небесную, из тех, что в изобилии произрастают в садах небесного Иерусалима, а потом усадил Бога на переднее сиденье и умчал на небо. Бог плакал, ему видно очень не хотелось ехать. - И я помахал им розой, - сказал Тео. Бог обернулся, а архангел нет, и я увидел, что слезы на его щеках почти обсохли. И они удалялись, запасное колесо становилось все меньше и меньше, и растаяли, оставив за собой подобие туманности, она вышла из выхлопной трубы Михаила Архангела. - А где небесная роза? - спросил я его. Продолжение завтра, сказал негр и ушел смотреть футбол, пить кактусовую водку и мексиканское пиво и обсуждать незабитый пенальти. (пауза) Ни у кого никогда не было денег, и все всё время друг друга угощали... В этом городке мы прожили шесть лет.

                   (написано на пустой сигаретной пачке) Ты не снял ни одного хорошего кадра. Каждый кадр - ложь. (достает кинопленку из железной коробки, смотрит на свет) Вот здесь - да, пожалуй, ложь... А здесь - нет, я не вижу... И здесь - нет... Здесь ложь чуть-чуть заглянула. Виден край её одежды.

                                     

                                      (ТЕЛЕФОН)

                   Да!.. Будь здоров... Почему ты чихаешь?.. Я не велел тебе купаться... Сильно порезался?.. Ты ел мясо?.. А овощи?.. Ты съел мед и сметану?! Я же оставил тебе мясо, овощи и фрукты!.. Ты - козел. Ты мне больше не папа... Кто меня искал?.. И что ты сказал?.. Забыл, что сказал, или забыл, кто звонил?.. Ладно, привезу... И мультфильмы не забуду.                                                                                                      

                   После смерти матери он стал почти как Тео, целыми днями сидит в саду, в старом халате, покрытом заплатами, читает газеты двадцатилетней давности. Про холодную войну, про то, какая погода была 20 лет назад на Малых Антильских. Что творится вокруг, ему все равно, удивить его невозможно ничем, он сидит, читает, вдруг иногда всплеск: Хороший сад. Или: Ветер. Если ветер уносил газету, он никогда не подбирал, теперь ему было интересно, как газета шуршит по траве и застревает в кустах - Смотри, смотри, она на кустах, смотри, перебирается через кусты... Выпить лимонада - событие. Ты видишь? Я пошел пить лимонад.

                                       (Пауза)                                                      

                   Отец неимоверно уставал.  Он говорил одно слово, а ему казалось, что он поведал мне огромную историю, эпос, всю свою жизнь. Он гулял по парку минут пять, а ему казалось, что он объехал вокруг Земли, причем не на авиалайнере, а на паруснике, и открыл по пути Атлантиду, Лемурию и Японию... Он почти все время спал.  (пауза, находит старую книгу в ветхом переплете) Его любимая книга - “Всеобщая история инфантилизма.” 1914-й год. В ней столько всего написано.  (читает закладку) Что вы больше всего (не) любите?.. (листает книгу, страницы в ней уже почти не держатся) Инфантилизм и театр, инфантилизм и кино, инфантилизм и балет...

                   Во мне многое от отца и от тех людей, земляков Тео. Временами я совсем как они... (пауза) Как я иногда ненавижу кино, потому что все время надо что-то делать. Если бы можно было все бросить, но так, чтобы потом никто ни о чем не спрашивал и не говорил: Смотрите- ка, он перестал снимать. Надо же, снимал, снимал и больше не снимает... Как мне хочется иногда сидеть в саду и не совершать ни одного движения. Драный халат, в нем абсолютно неподвижное тело, кругом кусты и цветы, или цветы и кусты. И пусть ветер уносит всё, что угодно...

                   (разворачивает записку, вглядывается, с трудом читает) Ничего не понятно. Очень мелко... Снимите историю моей жизни. У вас это очень хорошо получится. Мне уже почти девяносто лет. Родилась я в стране, которой уже не существует... И весь этот лист мелко-мелко исписан! Даты... 1946, 1922, 1899... Так вам, наверное, еще больше лет... Сниму. Все истории должны быть рассказаны.

                                     

 

                                      Конец первой сцены.

 

 

                                      СЦЕНА ВТОРАЯ.

                   Продолжение пресс-конференции. Это называлось: дай порулить.

 

                   ПРОШЛО НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ.                   

                  

                   Я не могу ничего сказать, я не знаю... Я не знаю. Я ехал очень медленно, словно боялся задавить ночь... Но как её объехать, чтоб не задавить? Она была повсюду, та ночь, она обступила автомобиль и мягко вошла в салон...  Я не помню этого момента. Никакого столкновения не помню, никакой резкости, взрыва, вспышки. Я плавно, очень спокойно (показывает рукой) въехал, нет... И не вошел... Сначала мне показалось, что автомобиль взлетел, слегка парит... Я говорю, показалось... Потом скорость стала выше, выше, выше, я на газ не нажимал, а он несся. И ночь в один миг обратилась. Там никого и ничего не было, обо что бы я мог разбиться. Я разбился о ночь. Звезды впились в глаза, в лицо, губы. Диск луны вошел в горло лезвием. Вселенная вмазалась в меня со всеми её тварями. Лес забил рот  и ноздри, горизонт тонкой леской опутал шею. Твердь небесная обрушилась сверху. Подземный мир дал куда-то сюда, поддых. Минералы, звери, холмы, страны, города, планеты, всё, всё, всё проносится здесь, здесь, здесь! (показывает, как показывают пролетание пуль рядом с головой) Словно не я еду, а наоборот - я остановился, а всё с невероятной скоростью мчится мне в лицо. Ветры со всего света путаются в волосах. Ледники расшибаются о скулы. Души человеческие осколками снарядов. Свист, уши оглохли, слух из них вырезан, вырван. Зрения нет, глаза забиты небесной пылью...   Потом когда всё схлынуло, и я прошел сквозь это - зрение появилось, я смог обернуться и увидеть, как всё уносится прочь, туда, откуда я выехал, и я увидел их спины и хвосты: материков, горных хребтов, магистралей, рептилий, ни черные, ни белые, ни серые, свет был впереди них, а мне предстала обратная, неосвещенная сторона, изнанка мира, что ли... Но это так, чувство, а что на самом деле - не знаю, не помню, ехал на машине домой, и вдруг всё кончилось.

                   - ИЗМЕНИЛОСЬ ЛИ ЧТО-НИБУДЬ В ВАШЕЙ ЖИЗНИ ЗА ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ?

                   Всё уходит, словно в воронку, проносится мимо и распыляется, исчезает. Уходят люди вещи любовь ненависть кадры слова интонации дуновения чувства предчувствия. Ты стоишь на этом ветру, а он тебя сдувает, ты пытаешься держаться, и ничего не выходит. Ветер, унесший газету с антильской погодой в папином саду, вырвался за пределы сада, пошел вдоль берега к городу и постепенно превратился в ураган. Сначала унес газету, а потом стал уносить всё. Ларри, Тео, Отец, и порывы все сильнее и сильнее.                                               (склоняется над предметами) И нет ни одной целой вещи... Осколки развалившегося царства. Царства, в котором не осталось жителей. Ураган унес их всех. (пауза) Полувещи, недовещи... Не в цвете дело, цвет тот же, на ощупь почти то же, но они словно постарели, ветер сдул с них что-то очень важное... Они сжались, высохли, они совершенно пустые... (пауза) С шаровой молнии началось, и до сих пор не может остановиться... Тео ушел в пустыню, завернувшись в простыню. Одни говорили, что его съели сипы, другие, что шакалы. И после этого в городке все стало не так. Я был там. Из тех, кого я знал, я не встретил ни одного человека. Они не умерли и даже не уехали. Они просто куда-то делись. Другого слова я подобрать не могу. Были и делись... И пустыня... Это была пустыня, но в ней всё было. А теперь - просто голое место, на которое ложится ночь. И всё... А Бога давно уже увез михайловский линкольн...                                           (Пауза)

                   И там, в бывшей пустыне, мной завладела грусть, а потом очень быстро ушла. Ветер сдул и её...  И мгновенно всё забылось. Словно в мире воспоминаний тоже наступает зима. Зима, которой нет в моей стране. Лето у нас тем отличается от зимы, что летом в утренние часы с моря дует легкий бриз. А зимой его нет...                                  - ИЗМЕНИЛОСЬ ЛИ ЧТО-НИБУДЬ В ВАШЕЙ ЖИЗНИ ЗА ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ?

                    Так, кое что...

                                      (Пауза)

                   - РАССКАЖИТЕ О СИЛЬНЫХ ВПЕЧАТЛЕНИЯХ ВАШЕГО ДЕТСТВА...

                   ... Столько было детских историй, ничего не помню. А она осталась. (пауза) Дедушки с большими письками. Они собираются ночью, в лесу, на болоте. Опускают свои большие письки в болото и мутят. Для чего? А просто. Собираются и мутят письками болото. А днем они выходят в город, воруют маленьких мальчиков и превращают их в дедушек с большими письками. И днем он был еще мальчиком шести лет, а ночью он уже дедушка, и он уже вместе с другими дедушками на болоте... (пауза) Это был большой деревянный дом. Мы снимали его одно лето. Странно, как он не развалился до сих пор. И пол, и стены, и потолок словно вздувались внутрь. И, казалось, с потолка свисает брюхо. Хозяин был всегда пьян, он либо лежал на траве на одеяле, рядом валялись пухлая книга и кривой несложившийся пасьянс, либо лежал в своей комнате на матрасе и слушал приемник. И в том доме, в одной комнате, где окно почему-то вело в другую комнату, я рассказывал своему двоюродному брату про дедушек с большими письками. Он был на год младше меня. Его звали Рыжик. Мы ложились спать, нам выключали свет и я рассказывал ему историю, где главным героем был он, а дедушки с большими письками охотились за ним, чтобы превратить. Они выбрали именно его. Все дедушки были мобилизованы. Надо схватить до двенадцати. Главное успеть поймать. А дальше ясно: ночь, лес, болото, мутить, и это навсегда, и возврата нет. И вот он прячется от дедушек по разным закоулкам, а они идут по его следу. И его спасает без пяти двенадцать хороший дедушка. Не из тех. Уже не помню, где хороший дедушка его спрятал. Кажется, в груде осенних листьев. - Привет, дедушка, -говорят плохие хорошему, - помоги таким же дедушкам, как ты. Куда спрятался мальчик? - Во-первых, - отвечает хороший дедушка - я не такой же дедушка, как вы, во-вторых, я не знаю никакого мальчика. - Ладно- легко поверили плохие дедушки и убежали... И всё, опасность миновала, Рыжик вылезает из листьев, видит Хорошего Дедушку, всё хорошо, и одна минута до двенадцати. И тут Хороший Дедушка как-то подозрительно скривился и говорит: А теперь, мальчик, я открою тебе страшную тайну. - Какую? - это спрашивает уже не Рыжик-персонаж, а Рыжик-настоящий, со своей кровати. -Какую тайну? - Я тоже дедушка с большой писькой. И Рыжик кричит, и входит сестра моей матери.  - Почему ты кричишь? Ты должен не кричать, а спать. Потом выдерживает паузу и говорит: - Ты будешь наказан. Да, мама, отвечал он, я буду наказан! Он был счастлив, что кошмар с дедушками окончен. (пауза) И потом, через много лет, я стал обращать внимание... Бульвар, весенний вечер и гуляет неисчислимое множество стариков и старух. Страна Геронтоландия. И бывает, идет обыкновенный, несчастный, уставший от всего старик. А бывает - точный дедушка с большой писькой. Он неприятно, нехорошо бодр, посвистывает, губы блестят, похоже, что он только что отлично отужинал. Если он присматривается, то подозрительно... Вот он оценил: весну, прохожих, девочку - Ты моя маленькая, смотри не шали... Пауза. Откинулся, ковырнул в зубах. Пауза. И вдруг слегка занервничал. Еще чуть-чуть постоял, поерзал в своем костюме, порылся в карманах, потом внезапно, совершенно незаметно исчез, словно его и не было. Но после него осталось облако этого дедушкизма и писькизма. Он навесил писькизм и ушел... У меня был воспитатель в детстве, мне казалось, все дедушки с большими письками пошли от него. Но потом я увидел один старый фильм, и понял, что нет, не от него. Мы изучали историю кино и отсмотрели огромное количество пленки. Это был один из первых русских фильмов. Первые кинематографисты приехали снимать Льва Толстого. И вот нам показывают. Сначала титры долго-долго объясняют, какой это уникальный материал, сколько раз пленку восстанавливали, кого надо благодарить за то, что мы сейчас увидим... Вспышка. И он, возникнув из тьмы, несется в убыстренной съемке справа налево, плохое качество, дальний план. Остановился, взмахнул рукой, и изображение стало еще хуже. Подождал пока рябь в глазах не стала невыносимой и метнулся к чаще. И вот в последний раз мелькнули борода, рубаха, посох, и... драгоценная пленка оборвалась , но он успел, успел попасть туда, за кадр, где лес, болото... (пауза) Я своим рассказом  вызвал дедушек. Сейчас они придут. А может уже пришли... Но после превращения уже не страшно, дедушка на болоте тут же забывает, что когда-то был мальчиком.

                                      (Пауза)

                   - НУ А ПОСЛЕ, ЧТО ТЫ ПОЧУВСТВОВАЛ?

                   Что после того как разбился на куски, опять сложился, но по-другому, неправильно (его передергивает, кажется, что он кривляется) , словно какие-то части тела мои, а какие-то принадлежат не мне. Не знаю кому, возможно, тем, в кого я врезался. Не позвоночник, а хребет той горы. Всё это не моё, не кожа - чешуя, хвоя (отряхивается) И куски, из которых я сделан, не могут друг с другом договориться, нет чего-то, что придавало бы всему цельность. Иногда кажется, это очень легко - лишь коснуться, тронуть, и всё во мне перестанет быть чужим, тяжелым, воспрянет,  распрямится, заиграет, зазвучит, но не хватает легкого сдвига, который бы этого монстра (извивается, словно пытается вылезти из себя) расколдовал, выправил!

                    - ЭТО ВРЕМЕННО...

                   Я надеюсь... (пауза)

                    - КАКОЙ ФИЛЬМ ВАС ПОРАЗИЛ?

                   Есть один фильм... Я его не видел, но это не важно. У фильма, который меня поразил, два режиссера: Великий Мастер, вы все его знаете, и его ассистент. Мастер уже очень старый, и два года назад его разбил паралич. Он ничего не мог, он мог только видеть. И один из его ассистентов решил его оживить и вернуть кинематографу... И там была целая система лампочек. Они зажигались и гасли в разной последовательности, чтобы хоть что-то разбудить в этом мертвом теле и почти мертвом мозгу... И вот через год лампочки сработали. Он научился моргать. Еще через несколько месяцев зашевелился безымянный палец на правой руке, а через год этот палец стал печатать на компьютере. И асссистент начал работу по расшифровке. За целый день старик мог напечатать всего одно слово... Я или Она или Дерево, а иногда его не хватало даже на одно слово, и было: де, или бу, или дю, зу... А ассистент, который расшифровывал, тут же на тему этого “дю” писал несколько листов... Натура. День. Средний план. Предчувствие грозы. Он и она выходят... Или “брст”, я читал эти записи, там часто были одни согласные... И “брст” на следующий день превращалось в: Венеция. Набережная Неисцелимых. Слышен крик чаек... И он показывал листы этому несчастному паралитику и спрашивал: Ну как? Он писал вопросы на белой гербовой бумаге. Ну как?.. И тот даже не ресницами, а одними белками глаз отвечал утвердительно. Ну, вы считаете, я правильно понял, что вы хотели сказать вашим удивительным  “брст”? И тот опять кивал утвердительно: Я абсолютно со всем согласен. Сейчас ассистент по “дю” и по “брст” отснял очень длинную историю, но, мне кажется, что старик хотел сказать всего навсего: Отпусти меня! Но его мольба до них не доходила, надо было в этой болезни, в параличе, в омертвлении дойти до финала, тогда: да, тогда бы они поняли. Но нет, они сажали его к компьютеру, они каждое утро героически собирали его, сопровождали каждый его шаг от спальни к кабинету, они включали в кабинете музыку, они знали, какая его любимая музыка, старик в интервью проговорился, а когда проигрыватель сломался, его починили. И он каждый день нажимал на клавиши, а они читали: бу, зу, ю, дю, брст.  (пауза)  Отпусти меня!

                    - А РАДОСТНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ У ТЕБЯ ЕСТЬ?

                   (садится в автомобиль) Когда по четвергам приезжала почта, Тео подходил к водителю и говорил: Дай порулить. Все знали, что он не умеет водить машину и никогда этого не делал. - Бери ключи, - говорил водитель почты. - Не надо, - отвечал Тео, сбрасывал простыню и в совершенно голом виде садился за руль. И начинался номер...

                   Ж-ж-ж... Ники мчится, вираж, механик, сволочь, подвёл, хороший человек, но пьющий и плохо видит... (резко поворачивает рулевое колесо, имитирует взрыв) Взрыв. (пауза) Шесть секунд отсутствия звука... Тишь. Ничего. От Ники не осталось ничего... Но это ничего. Ничего не осталось - это ничего. Ники возрождается и (яростно рулит и жмет на газ) все равно он первый!!! И, Господи, не оставь нас... (рулит, прижимается к рулю) Танки, танки идут... Роммель, слева давай, слева, генерал Ли справа, офицеры - пьянь, солдаты - чурки неотесанные, тяжелая артиллерия, легкая авиация... Генерала! Черт с ним, со знаменем, генерала спасай! (пауза, разворачивает записку, читает и дует в трубу) Какое кино вам ближе: старое или современное?.. Я вам вот что скажу... В кино бывает удивительно хорошо... Причина этого совершенно не ясна. Иногда мне кажется, что все дело в креслах (пружинит на сиденье, пауза, разворачивает записку, вчитывается, вдруг кому-то в сторону) Ты с оврага заходи! Лесник за калитку выйдет, тут мы его и возьмем. (продолжает читать записку) Очень интересный вопрос, но все же уточните, что вы хотите сказать... Вот вы пишете... Ну и ветер... Вы пишете “по мысли авторов”... Что это такое, мысль авторов? Их еще и много. Как минимум два... Родина, родина, Нил, Волга, Миссисипи, поля Каледонии и Маньчжурские сопки, бипланы, генерал, дерьмо вам в глотку, где ваши мотострелковые части? Мимо... мимо... Промах может стоить нам седьмой высоты... (пауза) Все лучшие мысли приходят в голову ночью, когда наступает тьма... Ночи. Какие у нас ночи. Тише, в это надо вслушаться... Сейчас не ночь, конечно, но, все равно, вслушайтесь... Кузнечик... Стрекоза... Крылья звенят. Дзинь! Такой длинный дзинь - левое, и дзинь- дзинь как перкуссия у Бэд Грэя - правое. Пауза в три тысячи долларов... и ту-у-у (вертит руль) Слышите?.. Нет, ни фига... Это все ложь. Таких звуков у ночи нет. (со вкусом рулит) Жжж... Как пустили эти трамваи, что-то нарушилось в дорожном движении... Вам не помочь вести трамвай? Вы выглядите такой уставшей... Жжж. Пробки, будто футбольный матч. (клаксонит) От такого слышу! (оборачивается, кому-то вслед) Очки купи! “Ювентус” приезжал - такого не было... Привет! (приветствует кого-то) Ну, может, один раз... Когда цирк ёжиков из России приехал. Диковинное животное - иглы торчат как антенны - такая связь с миром... Мышьяк не действует, сулема не действует. Ежики - жонглеры, акробаты, фокусники, клоуны... И две звезды:  Шишкин и Тырышкин. Поют и играют, Шишкин - бас, Тырышкин - тенор, Шишкин - на трубе, Тырышкин на гармошке, Шишкин - обыкновенный ёжик, Тырышкин - ушастый. (постукивает по рулю и подпевает) Львы и тигры - ерунда, цирк ежей - вот это - да, это - Шишкин, я - Тырышкин, мы крутые господа... (пауза) Монпелье, Бордо, Лимож покоряет русский ёж... Это о триумфальных гастроли по Франции... ( достает из бардачка старую кисточку для бритья) Это мне Тырышкин подарил... У них спина колючая, а на животе шерстка пушистая... Мои любимые животные - звери... То есть, не то, любимые звери - пушные... Когда ко мне телевидение приезжало, там у них на камерах такие волосатые штуковины, хусеватые пуси такие, я долго их гладил... А могу вдруг погладить воротник незнакомой женщины... О! Эти штуковины - это микрофоны. Вспомнил!..  А серебряные микрофоны не люблю. Шейха убило, пробкой от шампанского, он говорил по-арабски с бутылкой шампанского - принял её за серебряный микрофон - и дшшш, в глаз, и всё... (пауза)

                   Когда я купил шаровары с молнией, я возвращался домой, в руке у меня были эти шаровары... Там двое беседовали на непонятном языке, жаль, что я не понял... Так и не узнаю никогда... Или хорошо, что не понял... Но что за музыка, я заслушался, и там одно слово повторялось, звонкое и нежное... Что-то такое... ( пауза, берет явно размокшую записку, читает) Скажите... Нет, размыто... Да, музыка, а не фраза её сыграть можно... (морщит лоб, вспоминает) Как они говорили?... Нет, мне не повторить...       

                                      (Пауза)

                   Сейчас мы найдем этот поворот. За шмелиной пасекой...  Там будет, если конечно правильно ехать, если не сбиться по пути, не заплутать на развилке, но мы же не заблудимся, там будет старый аэродром. Его индейцы строили, а потом эти кретины разрушили... Уступить дорогу? Пожалуйста, езжайте, езжайте, счастливого пути!..    Ну и рытвины. Это они виноваты, у индейцев все было очень ровно... (пауза) Так. Полное сосредоточение... Пять четыре три два... Нет, лучше с шести. Шесть пять четыре три врубаем!! (включает стартовую передачу) Уууыыы! два! один! (закрывает глаза) Ничего, ничего, не страшно, не страшно... Ууууыыы!  (пауза, открывает глаза) Уфф! Слава тебе, Господи... (пауза, рулит в состоянии полнейшего счастья, вдруг сосредотачивается) Только не сбить, не сбить ничего из того, что летает. (лавирует) Ни птицу, ни комету, ни ангела... А, черные очки нужны, очень ярко! Извините... Холод собачий... Бум! Вы меня задели... Дальний свет... Я знаю, куда я еду... (смотрит на кого-то) Пижон... Нет, нельзя делать мертвую петлю, мы же в живом мире!.. Лучше, мы просто вверх! (нажимает на газ) Ну, можно и не так резко!.. Какие вы красивые, небесные дороги! И какие сердитые ветры гуляют по вам!.. Шаровая молния, что это, как она появляется, откуда приходит к нам, от какого громовержца, никто не знает... (вглядывается) Я их встречу, я их обязательно встречу... (записки) Почему ни у кого не получалось играть святых?.. Почему появление Бога на экране всегда выглядит так неубедительно (и смешно)?.. Что вы ко мне привязались?! Не мешайте мне, я должен догнать этот Линкольн. (записка) Видели ли вы ангелов? Да, дьяволов было двое - мужчина и женщина. Тогда был фестиваль, и все вокруг только и делали, что брали и давали интервью... Мне приснился сон... Что я беру интервью у дьяволов. Это была на редкость непривлекательная местность. Ветер был теплый и влажный, и его прикосновения были неприятны, казалось, он выпил дешевого виски.  Внешность мужской особи я бы определил так  - евнух-интриган, очень давно в театре существовало такое амплуа. Женщина была даже мила, но было ясно, что она неотделима от него, и каждое её движение пропитано сутью её нечистого друга. ( далее - его диалог с дьяволом, в котором он говорит за обоих)

                   ДЬЯВОЛ: Ты можешь задать мне только один вопрос (жрет мерзость)

                   - Я ничего не хочу у тебя спрашивать, просто, так случайно вышло, что я должен брать у тебя интервью.

                   ДЬЯВОЛ: Случайно ничего не бывает... Да?

                   - Женщина ничего не говорила, только хихикала.

                   ДЬЯВОЛ: Какой-то ты бледный. Приболел? Не можешь спросить, тогда я тебя спрошу. Отчего тебе плохо?

                   - Я хотел ему ответить: мне плохо от того, что ты рядом, но, как это бывает во сне, не мог пошевелить губами... И дальше пошла откровенная чертовщина...

                   ДЬЯВОЛ: Я сделаю так (приседает) , и тебе будет хуже. Потом так  (показывает зад) и тебе будет еще хуже. Потом так (прыгает на одной ноге) и будет еще хуже...Так (сворачивается узлом) Так (вращается вокруг своей оси) Потом я дам тебе это, и это, и это, и тебе будет хуже, хуже и хуже.

                   - И он стал задаривать меня какими-то липкими свертками, дарил, дарил, а женщина смеялась... И он был абсолютно прав, мне становилось всё хуже и хуже... Почему я должен брать у тебя интервью?!

                   ДЬЯВОЛ: Вот ты и спросил.

                   - И исчез... Потом я понял, что забыл диктофон... Было раннее, раннее утро... Такое, как сейчас. Вы не видели белый Линкольн? Злые детки? (пауза) Налево, налево и прямо... (жмет на газ, кричит) Подожди! Эй, постой! Да не гоните Вы так, я хочу сказать! Я хочу сказать!!.. Ты не так понял!! То есть, Ты всё понял, я не так сказал!!.. Я подумал, что это так, шутка, ведь, на самом деле, Тебя невозможно взять и увезти, так не бывает, чтобы Ты уехал!.. Ты ведь и сейчас рядом. Видишь, я еду, до Тебя всего ничего, а значит никто никуда не уезжал! Да, стойте Вы, черт бы Вас побрал!.. Ой, прости, это я от скорости, сейчас, я подъеду ближе... (лавирует, говорит влево, словно уже едет параллельно с Линкольном) Ну, вот, так что я хотел сказать... Стекло опусти!.. Что это? Почему падает скорость? Что случилось? Не уезжайте, видите, у меня поломка! Подождите, это не может быть надолго!.. Ну вот, приехали... (пауза, вышел из автомобиля, прошелся) Ну как же так? (бьет ногами колеса)     Нет, ты еще можешь ехать, можешь! Заводись! Заводись! Заводись!.. Не надо заводиться, поздно, ну ладно, пока, до свидания, всем спасибо... (воздушный поцелуй) Пауза... Это называлось дай порулить...         

                                      (Пауза)                

                   Это всё очень хорошо, так встречаться, общаться, говорить об искусстве, но я прошу прощения, всё будет очень кратко - мне только что сообщили, что Ларри, это исполнитель главной роли, вы его увидите, посмотрите в фильме, когда я уйду, он погиб. Я вечером улетаю на похороны, это в другом городе, а до этого мне надо сделать массу дел - я только сейчас узнал... Итак, как вы относитесь к тому, что вас упрекают в оторванности от жизни? Я думаю, что не надо думать о том, кто тебя в чем упрекает, а работать. Работать надо, а не слушать, что о тебе говорят... Расскажите о сильных впечатлениях вашего детства. Не было слабых впечатлений - все сильные. Но сейчас нет времени, как-нибудь потом обязательно расскажу... Спасибо, я не ожидал, что кто-то так хорошо знает мои фильмы. Спасибо, я сохраню. Не ожидал. В одном интервью вы сказали, что устали от самого себя... Я этого не говорил, не моё интервью, не мои слова... Когда-то я очень боялся получать хамские записки, боялся прочитать какие-нибудь ужасные слова, теперь не боюсь... Ты мудак, пидор, разъёба, засунь свои фильмы себе в жопу. Ремарка: засовывает... Не надо бояться подобных записок, подобных слов и подобных людей. (разворачивает, не читает) Это всё очень хорошо, так встречаться, общаться, говорить об искусстве, но вот один генерал, он возглавил после военного переворота одно небольшое государство, тоже любил говорить об искусстве, но по-другому. (берет револьвер)Что ты монтируешь с любовной сценой?!! Ах, ты резню монтируешь с любовной сценой?!! Увести!!.. Он давал своей хунте задания. Придумать эпизод... И темы: Закат. Полнолуние. Весна. Или Отчаяние, Верность... Этой фразой ты всё испортил, Авиация!! Ты показал, что ты не понимаешь, что такое отчаяние!! Ты просто ни в чем ничего не понимаешь!! Вон отсюда!!.. И главу ВВС больше никто никогда не видел... Генерал очень любил кино... Небольшое государство, Африка, джунгли, море далеко, белые люди далеко... (заглядывает в список)Макомба - эпизод “Гнев”. Рассказывай!.. Уроды! Вам никогда  ничего не откроется! Свободен! (вычеркивает Макомбу из списка)Дальше что у нас? Ветер перемен?.. Ну говори, говори, я слушаю!!.. Хватит, я всё понял... (вычеркивает, вдруг резко) Ты что-то сказал?! А что ты сказал? Повтори, не бойся. Я слышал, ты сказал: слишком... А что слишком?.. Уходи, я не хочу тебя больше видеть!.. Запомните, пока я жив, вы будете приходить сюда и рассказывать то, что я вам задал... В нашей бедной стране нет кинематографа. У нас есть только такое кино... Занятия по мастерству проходили каждую субботу... Тема - Раздвоение. Нет, плохо развил. Бфф! (изображает выстрел)  Тема - Родина. Образа нет. Бфф! Воскресающие Боги. Я сделал ошибку, что дал тебе такое задание. Бфф! Тема - Мой Генерал. Бездарный льстец! Бфф!.. Потом его самого убили. Кино в этой стране прекратилось... А когда, очень редко, генералу что-то нравилось, он говорил, да ничего, но всё же не то... Не то, не то, есть только один сюжет. Он не говорил какой, лишь тихо повторял: есть, есть один сюжет... Пауза...

                   Есть лишь один сюжет, который мне хотелось бы снять. Фильм о семи днях творения, но снятый не сейчас, а тогда, документальное кино, хроника, снятая  с тысячи камер, которые ни на секунду не выключаются... Пусть, не все семь... Хотя бы один день. Должна быть особая техника, особая сверхчувствительная пленка, чтобы снять то, что было до того, как стал Свет. И разные оттенки черного цвета... Ведь Тьма - это один черный цвет, а Бездна - совершенно другой. И у самой Тьмы множество черных цветов, внутри одного огромного... И как Дух носится над водою. Как он легко касается воды и как на воде появляется едва заметное волнение от этого касания. (пауза) И потом стал Свет. Представляете, сколько сразу появилось этого Света. В одно мгновение и везде. И замечательно, что он не хлынул, не полился откуда-то, это не прожектора. Он возник.  Озарилось то, из чего состояла Тьма, то, что было её кровью, её сердцем. Черное стало белоснежным. Но, конечно, в мире нет глаз, которые не ослепли бы от такого, которые выдержали бы такое зрелище... И Свет нашел воду. И тогда обнаружилось, что вода чистая, чистая настолько, что Свет пронзил её и не утонул в черной мути. И уловить, где мир творится, а где уже начинает жить сам... Конечно, тысячи камер мало, нужно несколько миллиардов. И при этом проходит вечер, ночь, и наступает утро. Это тоже надо суметь снять... И ничего не придумывать от себя, снимать только то, что происходило, никакой режиссуры, только операторское искусство... Только это я попросил бы когда-нибудь у Бога, только увидеть эти семь дней: я всю свою жизнь и всей своей жизнью рассказывал историю невозможности такого фильма, позволь мне увидеть пусть не все семь, хотя бы один, хотя бы часа полтора первого дня. Или седьмого дня, почувствовать, как ты создаешь меня из праха, как ты вдуваешь жизнь мне в лицо, как ты это делаешь, как это все происходит. Уффф... А может никакого особого уфф не было, все случилось само собой, как бы, без объявления, без объяснения, без перехода... легко, без всякой предистории, одним, почти случайным штрихом, наброском.

Это не снять никогда...            

                                     

                                      КОНЕЦ